Сюрприз

Представляете такое положение
Всё, что будет с вами знаете заранее
Ни к чему тогда волнения, сомнения
Всё на свете предусмотрит расписание
Предусмотрит расписания гуляемость
Предусмотрит повышаемость сознания
И конечно увеличится зеваемость
И скучаемость заполнит мироздание

А мы бросаем скуке вызов,
Потому что, потому
Жить на свете без сюрпризов
Невозможно никому
Пусть удачи, неудачи,
Пусть полеты вверх и вниз,
Только так, а не иначе,
Только так, а не иначе
Да здравствует сюрприз!

@темы: Музыка, Песни, Позитив, Радостное

---

Он долго бродил по голой земле
Искал любовь холодной зимой
Искал наугад в полной темноте
Мы смеялись над ним
Мы кричали – чужой

Он каждое утро солнце встречал
Поливая цветы, те что в поле растут
А ночью по звездам небо читал
Шептался с луной
Ждал когда позовут

Ему среди нас не место
Ему меж нами тесно
Он смотрит в небо
Он верит ему
Кому это интересно

Капли дождя, слезы дождя
Падают точно на тело
Капли любви, слезы добра
Кому есть до этого дело


Он крылья купил,он решил улететь
Он взял гитару и книгу про все
В ней несколько слов
За жизнь и за смерть
А крылья дурак делал с умным лицом

Дурак знал про то, что тесно
Дурак нашел ему место
Он крылья одел,
Он прыгнул с горы
Кому это интересно

Капли дождя, слезы дождя
Падают точно на тело
Капли любви, слезы добра
Кому есть до этого дело

Он упал на дно долины глаз.

@музыка: Серьга - Чужой /Russian Rock/

---

В своем стремлении отличаться от остальных, я рискую быть похожим на всех и отсться одному.

---

Синкай

Холодный ветер приносит запахи дня. Облака плывут быстрее, между ними я вижу выцветшую, словно на страрой фотографии, синь. Белый след самолета медленно тает в синиве, словно растворяясь в воде. В такой день я чувсвую боль в сердце, в том его уголке, о котором я никому не скажу. Как всегда, я притворяюсь, что этой боли нет. Мир слишком долго прятал тебя от меня, и я плохо помню твое лицо и облик. Кажется, давным - давно я пообещал что-то очень важное. С тех пор я в каждый день нырял, словно в холодную воду, и теперь я понял, что не помню, что я обещал. Я даже не знаю, на верной ли я строне. Но я знаю, что продолжаю тебя терять - сейчас и всегда.

@темы: Грустное, Слова, Цитаты, Чувства

---

Убить тех, кого любишь, это не самое страшное. Есть вещи пострашнее. Например беззвучно стоять в сторонке, пока их убивает мир.
(с)

@музыка: Oceansize - The Frame /Progressive Rock, Alt. Rock/

---

Притча

Профессор философии, стоя перед своим классом, достал трехлитровую стеклянную банку и наполнил ее камнями, каждый не менее 5-ти сантиметров в диаметре. После этого он спросил студентов:

— Полна ли банка?
— Да, полна. — ответили студенты.

Тогда он достал пакет зеленого горошка и высыпал его в банку, немного потряс ее. Естественно, горошек занял свободное место между камнями. Еще раз профессор спросил студентов:

— Полна ли банка?
— Да, полна. — ответили студенты.

Тогда он вытащил из стола коробку с песком, и высыпал его в банку. Естественно, песок полностью занял существующее свободное место и все закрыл. Еще раз профессор спросил студентов:

— Полна ли банка?
— Да, и на этот раз однозначно, она полна! — хором закричали студенты.

Тогда из стола он вытащил еще 2 банки пива и вылил их в большую банку, размачивая песок — все, до последней капли.

Студенты смеялись.
— А сейчас я хочу, чтобы вы поняли, что банка — это ваша жизнь.
— Камни — это важнейшие вещи вашей жизни: семья, здоровье, друзья, дети — все то, что необходимо, чтобы ваша жизнь все-таки оставалась полной даже в случае, если все остальное потеряется.
— Горошек — это вещи, которые лично для вас стали важными: работа, дом, автомобиль.
— Песок — это все остальное, мелочи.

— Если сначала наполнить банку песком, не останется места, где могли бы разместиться горошек и камни. И также в вашей жизни, если тратить все время и всю энергию на мелочи, не остастся места для важнейших вещей. Занимайтесь тем, что вам приносит счастье: играйте с вашими детьми, уделяйте время супругам, встречайтесь с друзьями. Всегда будет еще время, чтобы поработать, заняться уборкой дома, починить и помыть автомобиль. Занимайтесь, прежде всего, камнями, то есть самыми важными вещами в жизни. Определите ваши приоритеты: остальное — это только песок.

Профессор уже собирался убрать банку, как одна студентка подняла руку и спросила:

— А какое же значение имеет пиво?

Профессор улыбнулся.

— Я рад, что вы спросили меня об этом. Я сделал просто, чтобы доказать вам, что,
как бы ни была ваша жизнь занята, всегда есть место для пары банок пива.
(с)стырено с блогов на ЖЖ

@музыка: Camui Gackt - Oasis /J-Rock, Visual Kei/

---

Пробелы

Не густо...
От чего так пусто
Внутри пасти?
Безумство...
Злость и ненависть -
Откуда же они берутся?
Всё очень просто -
Грустно...

@музыка: APC - 3 libra's /alternative rock/

---

Дети

Очень не люблю, когда молодые люди плохо отзываются о детях. Пускай они не сформировавшиеся личности, пускай капризные.
Но в то же время у них нет бредовых принципов, нет депрессии, они не знают что такое месть, ненависть, да и только представьте какой простор для воспитания дает их несформированное сознание. Ведь как пнешь ежика, так он и полетит.
Дети, они же как пустая бочка, которую мы постепенно заполняем медом, периодически приправляя его дегтем. И чем меньше мы будем класть дегтя, тем слаще будет мед в .
Многие называют детей монстрами, но... монстры это мы свами - взрослые. И мутация нашего сознания фактически необратима.
В отличие от детей, которых можно направить в нужное русло еще в раннем возрасте.

@музыка: Константин Никольский - Я бреду по бездорожью /Русский рок/

---

Foolosophy

Можно ли дураку объяснить, что он дурак?
Или только и остается, что держаться от него подалеше, периодически покручивая пальцем у виска?

@музыка: Canon - The Golden Mean /Indie, Experimental/

@настроение: ?

@темы: Вопросы, Мысли вслух, Точка зрения

---

Клиническа.

Похоже я опять застопорился.. Я тупо не могу разобраться в себе.
И менять ничего абсолютно не хочется, да и сил не хватит.
В последнее время только и делаю, что работаю, жру, и сплю. Как выбраться из этого замкнутого круга? Самому не удастся. Но хуже всего то, что я сознательно игнорирую помощь, которую мне предлагают извне.
Дайте мне психолога я откушу ему голову, бугого.
Бля, если кому-нибудь, кто меня знает, скажу, что в детстве я был сорванцом никто ж не поверит.
Уж лучше бы я был тем, чем был в детстве, а не дураком, как сейчас.

@музыка: Jose Gonzalez - Slow Movies /folk/

@настроение: Апатия

---

Ситком

Так случилось, что в нашем цехе/гараже нет туалета и мелкую нужду приходится справлять неподалеку. Так вот случай:
Приспичило нашего сотрудника к этой самой нужде, о которой говорилось выше, Ну и естественно он пошел облегчаться.
А в это же время шеф собрался ехать обратно в офис. Ну а друг без задней мысли кричит ему вслед, не отвлекаясь от дела: "Николай, хотите я вам кое-что покажу?".
Шеф(улыбнувшись): "ну так я уже вижу)".
Представляете же лицо парня, осознающего что и при каких обстоятельствах он сказал
Ну а последняя фраза: "Вы меня не так поняли!" - уже ничего по сути-то изменить не могла.)

@музыка: New Order - Blue Monday /Classic rock, Synthpop/

---

Один?

Всё, п@%#&ц, приплыли.
Дорогие други(причем все!) меня покинули... Дасадна...
С сентября ухожу в долгосрочную депрессийу

@музыка: Anekdoten - Book Of Hours /Psychedelic, Progressive Rock/

---

Бабло

Бабло любить — занятие святое,
Копить, хранить, не тратить, бла-бла-бла...
Когда бы все делились им со мною,
То в мире б был круговорот бабла.
(c)кто-то там

@музыка: Katatonia - The Itch /Alt.Metal, Modern Prog/

@темы: Стихи, Философия

---

Но это же я. Я, черт возьми!

Я не могу забить на себя и на всё, что со мной происходит.

И пускай эта штука гложет меня не один месяц и разъедает мне мозг, но пока я буду помнить, я буду пытаться что-то изменить.

@музыка: Oceansize - Remember Where You Are /Neo-Progressive Rock/

---

Абыдно, да?

Вокруг загораются спички, горят костры и дотлевают пепелища.

А ты всё так же один, как лампочка в стеклянной оболочке.

Тут главное не перегореть.

@музыка: Nick Cave and The Bad Seeds - (Are you) The one I've been waiting for /Rock Ballad/

---

Porcupine Tree

«Porcupine Tree» удалось взломать временной код и достать рецепт если не бессмертия, то долгожития. В результате, группа не стареет и не надоедает. Такие супер-группы современной прогрессивной психоделии, как Landberk, Anekdoten, Anglagard, Flower Kings и пр. очень интересны и просто обязательны для прослушивания, но испытания временем не проходят. Из перечисленных групп, Landberk, должен заметить, держалась дольше всех.

Музыка «Porcupine Tree» сравнима с древним, неспокойным морем из жидкого углерода, с черным бездонным океаном Палезозоя, в котором живут гигантские эласмозавры, мезозавры и плакодусы. Эта музыка, в которой, эксперимента ради, были растворены все известные науке наркотические вещества. Слушателя усаживают в удобное кресло, говорят ему «to lean back» и приглашают присоединиться к

галактике загадочных звуков и созвучий. Затем этот океан вливается в ушные раковины, затапливает конструкции сознания и подвалы подсознания, выплескивается в комнату, наполняет ее невидимой водой, учит правильно дышать и видеть галлюциногенных «рыбок».

Это сонм «развоплотившихся» наркоманских душ, которые, забравшись в наши сны, в отчаянии кричат что-то, видимо, пытаясь предупредить о грозящей опасности. Что из того? Мы люди «смелые»,опасность только добавляет перцу!

При прослушивании этой музыки можно поочередно побывать в открытом космосе (причем без скафандра) и испытать клиническую смерть, оказаться в темной закрытой комнате вместе с Лепреконом, внезапно очутиться на дельтаплане, парящем над живописными холмами, у раскрытой пасти мифического дракона

или в стране эльфов среди папоротников. Причем после этого дорога обратно, домой, превращается в некое кастанедовское «Путешествие в Истклан».

Синтезаторы, сказочные гитары, оркестр, голосовая поддержка - что бы ни использовалось Уилсоном для достижения своей цели - отправить слушателя в драматическое путешествие за пределы земли, -все оправдано и работает безотказно.

Оговорка - не нужно задаваться вопросом, зачем это ему нужно.

Это может испортить впечатление от музыки.

(с)

@музыка: Porcupine Tree - Baby Dream In Cellophane /Progressive Rock/

@темы: Клипы

---

Жирный Шоколадный Торт

РЕЦЕПТ



250 г. масла

500 г. сахара

40 г. какао-порошка

250 мл. кофе

150 г. шоколадного молока

2 яйца

275 г. самоподнимающейся муки

375 г. портвейна



для глазури:



200 г. черного шоколада

100 г. сахарной пудры

100 мл. взбитых сливок

100 мл. ликера «Калуа» (по вкусу)



***



Я подтягиваюсь к сраной дыре, которую зову домом, все, что нужно, — при мне, но я едва волочу ноги. Башку ломит так, будто она вот-вот взорвется и окатит прохожих мозгами и осколками черепа, а сам я такой хилый, что, пока поднимаюсь по лестнице, боюсь, как бы ноги не обломались. Надеюсь, никто из гондонов не засек меня по дороге. Не хотелось бы делиться этим говном со своими так называемыми друзьями.



Кидаю пачку масла в кастрюлю и зажигаю под ней огонь. Пока оно тает, я подсыпаю сахар, наблюдая, как белые гранулы растворяются в золотисто-коричневую тягучую жидкость. Растворяются они без остатка — говно реальное. Трясущимися руками я распыляю над кастрюлей коричневый порошок какао и, бросив плитку шоколада, прикалываюсь от того, как быстро она тает. Замес качественный охуенно.



Варево запузырилось, забулькало, и тут я обнаружил, что кофе-то у меня ни фига не осталось. Я пошарил под диваном и вытянул на свет чашку стафа, а кто решил, что я снова попрусь по лестнице — хуюшки. В кастрюлю его. Боль в голове стихает, от запаха готового и успокаивающего огонька горелки мне уже лучше.



Я снимаю кастрюлю с плиты и разбиваю в миску два яйца. Смотрю на них достаточно долго, чтобы разглядеть на скорлупе срок годности: ублюдки хотят, чтоб эти я выбросил и пошел купил еще. Может, курица, которая снесла их, и сидит уже где-нибудь в морозилке в шотландской глуши, но я-то знаю, что они хранятся месяцами. Взбивать яйца вовсе не обязательно: двухчасовой с Кинге-Кросс проносится под окном, отчего трясется все, и я тоже. Я отмерил муки, и при виде такого количества белого порошка мне хочется уткнуться туда носом. Добавляю яйца и муку и спрыскиваю всю микстуру портвейном. Я и сам пригубил: ничего такой, придется плеснуть еще — процесс неизбежный. Вскоре бутылка пуста: половину выхлебал я, другая пошла в кастрюлю — жадный, сука, пирожок.



Тут стук в дверь. Ебать. Не реагирую. Голова снова загудела, и я решил, что пора тяпнуть пивка. Банок у меня достаточно, чтоб дождаться готового, если какой-нибудь гондон не заявится. В дверь снова постучали, только на этот раз погромче.



— Стив, я знаю, что ты здесь, открой, еб твою.



Это Разводной, мой так называемый лучший друг. Хуй чего он получит, но дверь сейчас уже с петель сорвется. Открываю.



— Заползай, Развод, рад тебя видеть. Не подкинешь двадцатку, у меня завтра пособие.



Почти сработало. Он уже стал разворачиваться, но нос его все-таки сохранил какую-то степень дееспособности, то-то он стал принюхиваться, как сучий пес.



— Да ты варишь, Стив. Стопудово.



Он идет прямо на кухню и, пока я запирал дверь, уже открыл кастрюлю, засунул туда башку и вдыхает глубоко. Ну что тут поделаешь?



В кастрюле уже намутилась гора коричневого стафа, и я обмазываю две формы маслом и заливаю в них микстуру. Нет мочи ждать. Меня подмывает сожрать все сырым, но шоколадный бэд-трип — эта тема не для меня. Формы пошли в духовку на 200 градусов. Что б я ни мутил — температура одна. Ненавижу, сука, бля, этих гондонов яппи, с их мультитемпературными говнопечками с вентилятором. Готовишь — готовь, и не хуй.



— Долго еще, Стив?



Разводного колбасит не меньше моего.



— Где-то час.



— А побыстрее можно?



— Я готовлю быстрее некуда, а ты только пиздишь под руку.



От Разводного на кухне пользы — что от ампутированного хуя на блядском шабаше, да к тому же видно, что он уже поднабухался. Когда он пошел отлить, я кидаю в кастрюлю черный шоколад и подсыпаю сахарной пудры. Добавляю туда взбитых сливок и ликер. «Калуа», конечно, для девочек, знаю, но с пирогом потянет. Я подхожу к весам за сахаром, Развод уже тут как тут, клювом своим помахивает, готов запылесосить белого порошку. Я не стал его отговаривать, и так скоро аукнется. С дикими воплями он сует нос под кран с водой, я же засыпаю сахар в кастрюлю.



Тут слышу, кто-то меня зовет. Какое-то мгновение мне кажется, что голос этот у меня в голове призывает вернуться обратно на землю, но вскоре я соображаю: еще один мудило незваный завалился. Они б так и отвалили, но Разводной, мало что сам на хвост припал, так еще открывает окно и орет. Хидди и Гав стоят посреди улицы в костюмах при полном параде. Они работают в похоронном бюро Гренсона и приехали, упыри, на рабочем катафалке. Я должен Гаву полтос, а он не из тех, кто забывает. Чего он ждет?



Среди нас только Гав и Хидди, бедолаги, работают с тех пор, как собес поймал их на том, что они получали пособие по пяти разным адресам. Все, прикрылась покуда халява.



— Стив тут готовит.



Меня так и поднимает схватить Развода за ноги и выкинуть пиздобола из окна, да сил нет. Гав и Хидди уже у двери, и с ними, судя по звукам, баран, сука, бодучий. Разводной их запускает, а я хватаю баночку крепкого, пока эти колдыри все не высосали. Вваливается Гав, пошатываясь, в черном костюме, при галстуке — крутой.



— Как дела, Стив? Нам скоро сруливать.



За ним появляется Хидди, а между ними, бля, тащат, сука, гроб.



— Прости, Стив, у нас тут недавно угнали машину. Тачку нашли, но жмура там уже не было. Пропадет еще один — нам кранты.



Хидди еле дышит. Подъем по этой лестнице его чуть не прикончил. Они кидают ящик на пол, и Хидди падает на стул, кожа на его черепе натянулась и пошла складками, как липкая лента. Можно поменять его с тем чуваком в ящике — и разницы никто не заметит. Я пошел закрыть дверь, смотрю — девчушка стоит в коридоре. На ней черное пальто на пять размеров больше, а лицо белое как мел. Смотрю на Гава.



— Да, Стив, это Дебби. Это ее парень в ящике. Мы ненадолго, Дебби, заползай.



На вид она из тех девок, что ради кайфа на все готовы. Во всяком случае, никакого шума по поводу того, что к последнему пристанищу ее парню пришлось добираться немножко окольным путем, она и не думала поднимать. Села на диван и обхватила себя руками. Ничего такая, в одиночку долго ей ходить не придется. Да я уж сам туда навострился, такой я типа шустрый пацан. Тут вижу — не себя она обнимает, под большущим пальто у нее младенец. Он завопил, и она вытащила сиську, чтоб его покормить. Не хватало еще кормящих грудью шлюшек в моем доме. Ебать, мне ж еще глазурь доделывать. Гав и Хидди уже никуда не торопятся, знай пивко посасывают, ноги сложили на деревянный плащ парня Дебби. Если на нем он сидит так же, как пальто на его Дебби, то бедняга, должно быть, просто карлик.



Час уже почти прошел. Подогреваю глазурь и вынимаю из духовки формочки. Подыскиваю шприц и иголку, чтоб проверить, пропеклось ли посередине. Нормалек — колючка чистая. По бокам немного подгорело, я отрезал подгоревшие куски и поливаю глазурью прямо на горячий пирог. Лежат две горбушки, искрятся, как коричневый бульон. Разводной уже допил остатки «Калуа» и окончательно съехал с катушек, прыгает вокруг, ждет своего кусочка стафа. Подождет, сучара. Мне жаль девчушку, так что она получит первой — после меня, конечно. Я захожу в комнату с большим блюдом шоколадного спасения, у всех — рот до ушей, а из парня Дебби вышел неплохой кофейный столик.



И вот мы уже набиваем рты, хотя с бухлом, конечно, не лучшее сочетание. Малышка Дебби покачивается на диване. Она положила ребенка на пол с кусочком пирога, чтоб не кричал, и засовывает кусок черного поглубже в рот, и глаза ее закатываются, как будто, если она съест побольше шоколада, боль уйдет насовсем. Разводной, как обычно, дознулся. «Калуа» не очень-то женится с пивком, готовым и чем он там заправлялся до того, как приперся. Он опять высунулся в окно: кого еще там принесло? Но он ни с кем не говорит, просто блюет на улицу, ленивый скот. Разводной не может не догоняться — уже через две минуты он берет последний кусок.



— Неплохо, — говорит, — но не то, что герыч.



Неплохо? Гондон половину умял. Гав и Хидди снова на ногах, пытаются поднять своего почившего друга.



— Спасибо, Стив, нам пора, — говорит Гав. — Не забудь про полтос, что ты нам должен.



Я только и успел снять тарелку с кофейного столика, тут он поменял назначение, и они срулили. Но у меня остался Деббин адресок. Смотрю в окно: процессия, конечно, премилая: все в черном, шатаются из стороны в сторону, как футболист Арчи Геммил в замедленной съемке. А вот машина уже не блестит. Разводной угодил прямо в цель. Смотрится так, будто кто-то решил покрыть машину шоколадной глазурью. Но ни Гав, ни Хидди не замечают, грузятся и отбывают. А что тут поделаешь? Он не первый, кого занесли в мою хату и вынесли. Как не первый, кто отъехал в блевотине. Но надо отдать должное, бедняга привнес что-то новое в мою жизнь. Не поймите меня превратно, мне его не жалко, я сам вот-вот пойду по его стопам. Мне себя жалко. Что я, пиздец, такого нового делаю? Мы думаем, что мы — центр Вселенной, но это не так. И что такое — Вселенная? Просто здоровущая, сука, карусель, на которой мы наворачиваем бесконечные круги, и ничего тут не поделаешь. Как живем, так и умираем. И не хуй.



Перевод с английского Михаила Абушика, Дмитрия Симановского и Сергея Сухаева. Рецепт жирного шоколадного пирога взят из книги Марка Крика «Суп Кафки» (Издательство «Азбука-классика», 2007).



Марк КРИК

@музыка: Porcupine Tree - Anesthetize /Progressive Rock/

---

НЕВЕСТА ИЗ МУРОМА

И вот нас с ребятами в Муром позвали лекции о современном искусстве читать. Я первый поехал. Вообще-то Муром – это охуительно древний город! На самом деле! Летопись – вот вам – прямо на площади! История нашей Родины как на ладони! Старый, блядь, город, чтоб его черт побрал! Древний, чуть ли ни доисторического происхождения.



И они, муромцы, этим охренительно гордятся, как будто в Вавилоне каком-то живут! На центральной улице памятник стоит. Такая таблица, что ли. И там вся история этого древнего города подробно записана. История такая: значит, в каком-то там веке пришли монахи, проповедовать. Местные жители убили их к ебеням и потом дальше жили себе без всякого христианства. Потом сто лет ничего там не происходило. Вообще ничего! Может, только петух за эти сто лет один раз прокричал, да пьяный ногу в канаве сломал. Потом через сто лет пришел еще один монах проповедовать, и его тоже зарубили, к ебеням. Потом красные с проповедью пришли, а местные, они, как обычно, без разбора всех порезали. Свободные здесь люди живут, в Муроме, и самостоятельные!



Я пошел в клуб выступать, проповедовать то есть, и там местные, значит, художники. Муромская трудовая интеллигенция. Такие бородатые упыри. Страшно одухотворенные, сразу видно, что абстракционисты. Все православные, как один, с гигантскими крестами! Диссиденты, короче. И батюшка их, такой косой чувак, там тоже искусством интересуется. Флоренского, наверное, начитался про обратную перспективу! И вот они там все в этом клубе собрались на меня посмотреть. И прямо надышали, разволновались, типа событие года – столичный художник приехал. Девицы местные тоже приперлись, все такие бледные и невостребованные в своих платьях скромных. Суровый декаданс! Бледные руки на коленях скрестили и со смертельно-бледными лицами сидят, приготовились мою лекцию выслушать!



И я по-честному решил им все про современное искусство рассказать, потому что, думаю, у них в Муроме с этим делом страшная дезинформация, дальше сурового информеля и минимализма в этой хрустальной жопе мира не пошли.



И я им, этим засранцам, стал про Дюшана рассказывать, про реди-мейд и, короче, про то, что задача современного искусства – делать не искусство. И они мне там глупые вопросы задают. А я терпеливо отвечаю, говорю им по-доброму:



– Красоты в этом мире уже много, а художники должны заниматься деконструкцией эстетического языка. Они, художники, как передовой отряд культуры, как христианские святые!



Хотя, я этого Христа в гробу видал, но смотрю опять – там они все с крестами и батюшка этот окосевший от обратной перспективы – молодой такой целочка и внимательный сидит с книгой в руке. И я им по аналогии, короче:



– Столпники, они обменивались с сакральным, типа аскеты, отвергали все радости жизни. Потому что всякий диалог – это обмен. У столпников, у святых – обмен с Богом!



И они так на меня недоверчиво смотрят. И я говорю:



– Художник, он как верующий – у него обмен с культурой. Диалог, короче. Что такое диалог, знаете? – спрашиваю.



Они все из уважения к столице кивают. Типа, московский хмырь, гений приехал. А я стараюсь не выебываться и сердечно и доступно им про искусство рассказать и сообщить. И, короче, потом я им про Дюшана стал рассказывать, и они охуели!



И батюшка тамошний он говорит:



– Унитаз – это унижение искусства!



И я говорю:



– Не унитаз, а писсуар и вообще-то это концептуальный жест. Это – революция в культуре, освобождение художественного сознания.



Но они все там такие неподготовленные были, будто у них только вчера христианство началось. И я того монаха вспомнил, который проповедовать пришел и которого к ебеням. Эти дикие люди ведь, хрясь, и замочили его. А у меня еще тогда усики такие были, как у Тараса Бульбы, и они к этому подозрительно отнеслись. Но я им дальше все по-честному. И про наших московских авангардистов. И говорю, короче:



– Щас я вам буду показывать разные перформансы.



А они:



– Чего?



Я говорю:



– Представления, цирк, – говорю. – Это – новое искусство!



И потом, типа, Малевичем прикрываюсь. А они про Малевича знают. Но тоже просто, типа, имя знают. И говорят:



– Мы, вот, импрессионистов и экспрессионистов любим.



И я им говорю:



– Передовое человечество в Европе ушло дальше!



И я им перформанс художника Кулика с собакой решил повторить, там, где он голый и лает как собака. И я пошел, и разделся, и вылез голым. Хожу я по клубной сцене на четвереньках и лаю! А они на меня вежливо и терпеливо смотрят, и один осмелился и говорит:



– Ты че, мужик, в бане, голый разделся? У тебя чего, не все дома, что ли?



А я держусь только и лаю, потому что я человек-собака. Они явно думают, – придурок, наверное. А потом я ушел. Прямо на четвереньках уполз со сцены. И вообще, типа, они все на меня смотрели, и девушки яйца мои рассматривали. А яйца у меня тогда провисли уже. Короче, мошонка уже не та. Это раньше – тугой мешочек был, а теперь уже тогда, то есть, висели. Но это не главное. Главное, что я в их умах посеял вопрос:



ЧТО ЖЕ ТАКОЕ СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО И КАК НАДО К НЕМУ ОТНОСИТЬСЯ?



И потом я пошел за кулисы и обратно одел мой костюм черный и галстук. Страшно солидный. Академический. Я его в комиссионке лет пятнадцать назад купил. И вот выхожу к ним в костюме, и они думают, наверное, – мужик выебывается! И потом жидкие аплодисменты.



И я говорю:



– Повторение перформанса Александра Бренера «Насрать в музее» я покажу у вас в местном музее завтра.



И тут они не знают, как к моим словам относиться. Бренер – типа вообще не русская фамилия. Про насрать думают, наверное, что ослышались. Черт его знает. Поэтому – молчат. И тут начальница клуба преподнесла мне гигантский букет каких-то там гвоздик и роз, как на похоронах, и говорит:



– Спасибо от имени нашего города, от имени жителей и культурной общественности древнего Мурома!



И потом еще одна ко мне идет в бархате лиловом вся и тоже с венком:



– Спасибо вам от членов Секции декоративно-прикладного искусства Муромского отделения Союза Художников и лично от руководителей керамической мастерской.



Я поклонился как в старину до самого пола. Бородатые все, чертыхаясь и крестясь, ушли. Как обычно, остались одни только барышни бледные.



И вот одна из них ко мне за кулисы просится. Стучит так деликатно в гримерную. А я перед зеркалом сижу. Трюмо у них там для артистов. Так у них там принято в клубе. А я уже выпить хочу. А неудобно, потому что девушка молодая и неопытная и смотрит на меня с восторгом. И потом я ей предложил со мной выпить. Она такая была, довольно хуевая. Школьница. И она говорит:



– Вот, я с детства, – говорит, – рисую. Искусством интересуюсь, и в художественной школе была, и учусь отлично, и Хайдеггера читаю. Моя мама – учительница русского языка и литературы, а отец у меня умер. Я во время вашей лекции, короче, поняла что вы – человек необыкновенный. Ну, прямо как Циолковский или как Эйнштейн! И вы мне глаза открыли!



И я думаю, сейчас она просить о чем-то будет или ебать придется.



И правда – она говорит:



– Вот, у меня к вам просьба. Серьезный разговор.



И я думаю, сейчас она скажет: «Я поняла, вы человек необыкновенный, и я хочу, чтобы вы были именно этим моим первым, с кем я впервые пересплю, и вы лишите меня самого драгоценного, что у меня есть – девственности!»



– Вот, я долго думала и выбрала вас, – продолжает девица.



Ну, пиздец, – думаю – сейчас она, может быть, скажет, что девственности ее уже лишил какой-то бородатый упырь, местный авангардист, и что она от меня ребенка хочет родить и что больше ей ничего не надо, ни алиментов, ничего!



И она своими нежными губками:



– У меня к вам просьба. Вы мне только помогите и больше мне от вас ничего вообще-то не надо. Но только вот что – жизнь моя в этом городе, Муроме, с его богатой историей абсолютно бессмысленна и лишена всякой цели. Я хотела стать художницей, но вовремя поняла – искусство не для меня, потому что оно мертво! Я говорила с нашими художниками и учителями из моей художественной школы и зашла в тупик. Поклянитесь, что вы выполните мою просьбу!



– Клясться я не могу, потому что я честный человек, хотя и выпиваю. Говорите просто.



– Ну, поклянитесь хотя бы, что никому не скажете!



А мне на хер не нужны ее тайны. Я выпить хочу и домой, то есть в гостиницу, хочу. Видно, что девица эта чрезвычайно сложная и настырная и, пока с ней в постель пойдешь, на лбу мозоль вырастишь. Ясно, что она просто, как пиявка – пока я ей не поклянусь, не отстанет и домой не пойдет.



И я ей говорю:



– Ну, хорошо, я клянусь Зевсом, что никому не скажу. Звать-то вас как?



– Светлана.



– Ну, – говорю, – Света, не искушайте меня без нужды. Говорите просто и четко. Выкладывайте, короче.



Она на меня своими глазищами смотрит, слезы готовы брызнуть на ее мягкие бледные щеки. И, блядь, я чуть не разозлился.



И она говорит:



– Жизнь моя, короче, бессмысленна, и я хочу умереть. Я хочу совершить самоубийство.



И я думаю, мама моя родная, зачем я целый вечер про Дюшана им пёр. Неадекват полный. Пиздец, короче!



– Света, вы же такая молодая и такая хорошая! Ну что вы!



Я, собственно, не знаю, хорошая она или нет, но хочу, чтоб она поскорей отвяла и оставила меня в покое.



– Пить будете? Я водку в виду имею, – спрашиваю.



– Нет, я не пью. Мой отец умер от алкоголя, и я поклялась никогда не пить, и еще я поклялась умереть девственницей!



И я думаю: бля, это полная кретинская клиника!



И она говорит:



– Посоветуйте мне, пожалуйста, как мне лучше покончить с собой.



Как, типа, модно, благородно и вся такая хуйня! И я думаю – никуда от судьбы от своей не уйдешь – надо ебать. Потом она заплакала, и мне стало противно. И я говорю:



– Ну, Света, у меня нет морального права обрекать вас на смерть. Не по моей это части. Вы должны пойти домой к вашей маме и пожалеть мать свою.



И она вся грустная такая удалилась на хуй.



Потом я уже выпил и заснул в гостинице, и только чувствовал, как по мне тараканы ползали. Но я был пьян и спокоен, как скала, а к тараканам я привык. И потом на следующий день я должен был уезжать.



И с утра уже появилась статья в местной газете, что за хуйня это современное искусство и что московский художник растлевает молодежь, и голый по сцене ходил и яйцами тряс, и что это несовместимо с высшими моральными ценностями! Статью я уже в поезде читал. К счастью успел уехать. А статью эту прочитало все население свободолюбивого и древнего Мурома, потому что события у них бывают крайне редко! Ну разве что, пожар – это считай, что повезло или кража какая! А тут, прямо богохульство и голая жопа столичного авангардиста оскорбила достоинство культурной публики!



Потом в Москве я забыл про эту поездку на хуй. Через два месяца мой приятель в Муром поехал – художник Вовка Коваль. Выходит Вовчик на Муромском вокзале и собирается искать местный клуб. Стоит он на этой площади, на которой летопись древнего города, и тут к нему подходят муромские жители.



И он у них вежливо спрашивает:



– Не скажете ли, где здесь клуб культуры имени Горького или Ленина.



И они спрашивают:



– Ты, парень, из Москвы будешь? Столичный что ли?



И Вовик им гордо:



– Да, я из Москвы.



– А ты чего, художник?



И он им гордо:



– Мол, да, я художник и вечером лекцию читаю у вас в клубе культуры.



И они говорят:



– Культурный, значит? Знание нам, аборигенам, несешь? А про капитана Кука слыхал?



Вовка страшно смутился. Он вообще-то от природы страшно застенчивый.



Потом упыри его спрашивают:



– Значит, авангардист?



И он уже так робенько кивает и понимает, что сейчас ему – пиздец. Упыри ему как в ебло двинули!



И он лежит посреди тротуара и еле дышит. А они ему перед смертью говорят:



– Пока мы тебя не замочили совсем – еби к себе в столицу и не показывайся!



И Вовка приехал обратно! Испуганный, с синим распухшим лицом, пришел ко мне и говорит:



– Ты, сука, во всем виноват! Меня из-за тебя побили!



– Почему это из-за меня?



– Да потому что ты приезжал в Муром до меня и вывел их из себя. Крутой сильно был. Выебывался.



И я ему говорю:



– Да нет, Вов, ты чего? Я ж тебя люблю. Ты ж мой друган.



И Вовка Коваль, интеллигент, мне по еблу вмазал. И у меня тоже рожа распухла. Потом мы вдвоем с такими синими рожами ходили. Живопись, короче, – налицо.



И потом однажды ко мне явилась эта девица, Света. Живая-здоровая и с собой не покончившая. Блядь, я думаю, ну все пиздец, сейчас будет у меня вписываться!



Она мне:



– Вы знаете, я пересмотрела свои взгляды и решила не умирать, а я хочу ребенка, и я вас как отца выбрала. И я долго думала, и вы – самая подходящая кандидатура из всех художников!



А ребенок, типа, должен быть очень талантливым, и она, мол, собирается его воспитывать по особой американской системе, и будет развивать его креативную натуру. Так и сказала: креативную натуру собирается развивать!



И говорит:



– Я, когда буду беременная, я уже все продумала, буду к животу музыку подставлять даже во сне, когда спать буду, и у ребенка раскроется творческий потенциал. У нашего с вами ребенка. И еще всю беременность буду Канта читать, про силу суждения, и перформансы посещать!



И я думаю, бля, если у этой ебнутой будет ребенок, он еще в утробе свихнется!



И она говорит:



– Но только я с вами не буду вступать в половые сношения, потому что я решила никогда не прикасаться руками к....



– Половому члену мужчины?



– Вы меня правильно поняли.



И стоит такая куколка, как из воска. Красивая, сука. Молодая! Волосы, жопа – все при ней. Вот такая, думаю, охуительная авангардистка бы из нее вышла! Просто Лу Андреас-Саломе до того, как Рильке встретила.



И она говорит:



– Мне нужна ваша сперма. Я за этим в Москву приехала – и опустила глаза. Скромная, как монашка, бледная как сука! Я с синей мордой еще тогда был. Короче, я жутко разозлился! Меня прямо чуть ни к потолку взрывной волной выбросило. И я стал ее гнать.



– Я тебе деньги на билет дам, и ты сейчас же уматываешь отсюда, поняла?!



Вовка из соседний мастерской все это услышал и тоже выходит со своей синей, лазурной прямо, рожей и спрашивает:



– В чем дело? Ты чего девушке хамишь? Она к тебе из древнего Мурома ехала.



Я Вовке в двух словах объяснил, в чем дело, и он ужасно развеселился и говорит:



– У нас тут много гениев в нашем доме, в наших мастерских, каждый может тебе хоть целое ведро надрочить, от монументалиста до прикладного авангардиста.



И она смутилась.



– Но, Света, – говорю, а я уже поостыл, – уезжайте и не придумывайте себе, видите, какие у нас в столице хамы. Вот, берите деньги и...



И Вовка говорит мне так зло:



– Ты, сука, не хочешь ей спермы дать, тогда я дам! Я не менее талантливый художник и даже более успешный, – и даже ширинку уже расстегивать начал.



А у Вовки тогда стали его картины покупать. Хуйня коммерческая, но деньги он мне одалживал, и я не хотел с ним отношения портить.



И я говорю:



– Вова, ты с ума спятил, ты чего хочешь потом алименты платить? Тебе одних мало?



А она руки вытянула, ладошки прямо раскрыла и умоляюще на нас смотрит. А в глазах у нее, лапоньки, слезы уже стоят и даже текут уже.



– Никаких алиментов не надо! Мы его с мамой сами вырастим. Мама у меня учительница на зарплате, и у нее мечта тоже, чтобы из внука человека с большой буквы сделать. Мама согласна. И я Владимира (то есть Вовки!) сперму не хочу, а только вашу, потому что вот тогда, когда вы у нас лекцию читали, я вас выбрала! А если я уже один раз приняла решение, то ни за что его не изменю, понятно вам?



И я долго еще ее успокаивал, и Вовку успокаивал, и пообещал ей, что приеду в Муром весной с целой канистрой спермы. И что для спермы это лучше, если я хотя бы две недели не буду пить, а буду хорошо питаться салатами там всякими и есть печенку с базара для нашего будущего ребеночка. Наконец проводил я ее на вокзал, купил ей билет, на прощанье подарил ей книжку про Татлина, даже в щечку ее чмокнул и убедился в том, что поезд действительно уехал, и что никто за мной не побежит.



А, в сущности, я ее обманул, эту муромскую сумасшедшую. Даже неловко как-то. И в Муром этот исторический я не поехал и уже, наверное, никогда не поеду, пропади он пропадом! А вот иногда думаю я о ней, о Светланке моей. Была бы у меня такая баба, она бы за мной в огонь полезла!

@музыка: The Mars Volta - Multiple Spouse Wounds /art-rock/

---

У человека в жизни есть период, когда ему запрещено покупать спиртное в магазине, есть период, когда разрешено, осталось ввести период, когда его умоляют купить эту дрянь.

@музыка: Sophie Elis-Baxtor - New York City Lights /pop/

---

Жизнь случается рядом каждую минуту. Если остановиться и уделить кому-то больше внимания, чем планировалось, любая часть жизни окажется достойной быть запечатлённой на киноплёнку. Как говаривал Гёте, под каждым надгробным камнем — история целого мира.

@музыка: I Am X - I Like Pretending /electronic, synth/

@настроение: mood